Региональный этап Всероссийского конкурса сочинений -2020 проходил в нашей республике с мая по сентябрь под кураторством ИРОиПК им. С.Н.Донского-II. Жюри оценило 135 конкурсных работ учащихся образовательных организаций РС (Я).
Тематические направления конкурса вызвали неподдельный интерес школьников. Наиболее популярными у участников конкурса были направления: «И 100, и 200 лет пройдет, никто войны забыть не сможет…» (К. Симонов): 2020 год – Год памяти и славы; Самый холодный материк на Земле: 200-летие открытия Антарктиды экспедицией Фаддея Беллинсгаузена и Михаила Лазарева; Охраняя растения, охраняем жизнь: 2020 год – Международный год охраны здоровья растений. «Чтобы жить, нужно солнце, свобода и маленький цветок». Разнообразными стали жанровые пристрастия участников: помимо традиционных эссе и сказок были представлены рассказы и дневники.
На федеральный этап 3 октября были отправлены работы победителей: Пономаренко Романа, Саввиновой Зои, Колпаковой Дарьи, Аликуловой Ситоры.
По итогам работы федерального жюри победителями Всероссийского конкурса сочинений 2020 года стали 100 обучающихся из 59 субъектов Российской Федерации, набравшие более 52 баллов из 60 возможных. В числе победителей Аликулова Ситора, ученица СОШ №2 г.Алдан (учитель Табаева Елена Дмитриевна).
Церемония награждения в этом году пройдет в дистанционном формате.
От всей души поздравляем ребят, учителей и родителей с победой!
Предлагаем вашему вниманию сочинение Аликуловой Ситоры.
По волнам моей памяти…
(рассказ)
Почти все люди хорошие, Глазастик,
когда их в конце концов поймешь…
Харпер Ли
Когда мы наконец приехали в село Домагарово, которое находилось в трехстах километрах от нашего города К…, к бабушке, еже наступали сумерки. Была середина июня, весь день стояла ясная и ветреная погода. К вечеру еще ощущалось приятное тепло заходящего солнца, легкий ветерок то и дело порывался играть с листвой пыльных придорожных деревьев. Лето в Домагарово пестрело яркостью и богатством красок: пышно-зеленые травы устилали все поверхность земли; цветы, дикие, озорные, и домашние, пышные, горделивые, во всю благоухали, источая пряный аромат; густой лес, окружавший село, являлся обителью многочисленных юрких зверушек – словом, природа в Домогарово было завораживающей, девственно чистой, особенно притягательной для нас, горожан.
Вот и родная калитка. Едва мама отворила ее, как тут же торопливо навстречу нам выбежала бабушка и, расцеловав всех нас, повела в дом. Бабушке было чуть больше пятидесяти, но вследствие тяжелой жизни и нелегкого труда на ее лице ее и шее образовались глубокие морщины, а голова сплошь покрылась серебристыми прядями, однако быстрота в движениях, ловкость рук, недюжинная сила духа по-прежнему оставались неизменными. Это была удивительная женщина, одна из самых добрых и справедливых, коих мне доводилось встречать.
Наутро я была разбужена ласковым солнечным лучом, стыдливо пробивающимся сквозь дощатые ставни. Друзей у нас с братом Сашей в Домогарово было немного: Леня, мой ровесник, коренастый мальчик с оттопыренными ушами и торчавшими в разные стороны огненно-рыжими вихрами, он был необычайно ловким и шустрым, верным товарищем в играх; была Света, самая старшая из нас, и Даня, тихий, спокойный мальчик, никогда не ввязыващийся в споры и драки. Днем мы впятером решили отправиться на Ведьмино озеро, окруженное густым темным ельником. Свое название оно получило от местных жителей в силу многочисленных преданий о нечистой силе, скрывающейся в глубине озера и буйствующей ровно в полночь. Сельчане обходили это жутковатое гиблое место стороной. Но в тот летний день озерная гладь была умиротворенно спокойной, отливала бирюзой. Мы уселись около старой огромной замшелой лиственницы, служившей нам теневым укрытием.
— Слышали, коровы в селе пропадают? – вздохнув, сообщила Света.
— Влас Дробыш говорил, что видел какого-то мужика с буренкой, похожей на украденную у его дяди, может, он и есть воришка?- добавил Леня.
— А если это проделки водяного? – тихо прошелестел Даня.
Мы почувствовали какой-то тайный страх, ведь мистические легенды о нечистой силе будоражили наше сознание, еще не испорченное скептицизмом взрослых. Вдали неожиданно показался человек, в котором мы узнали всегда мрачного и неразговорчивого охотника Ярмолу. Он недовольно фыркнул, увидев нас, поправил на плече свесившееся ружье, и поспешил в сторону леса. Неприятная встреча заставила нас возвратиться домой. Кражи скота в селе не прекратились, паника все больше охватывала жителей.
Мама уехала в город, мы остались на попечении бабушки, которая баловала нас с братом и многое позволяла. Однажды нам с Сашей не спалось, хоть уже светало.
-Хочешь, на улицу выйдем? – предложил он.
Одевшись, мы тихо затворили за собой дверь и вышли за порог. Было свежо, роса приятно холодила ноги. Вокруг не было ни души – деревня спала. Вдруг из-за угла вышел мужчина, который тянул теленка за веревку, обвязанную вокруг шеи бедного животного. Мужчина был изможден, худ и бледен, одежда его была ветхой, кое-где грубо заштопанной. Он направлялся в сторону озера. Мы, удивленные, решили проследить за ним. Незнакомец приблизился к старой покосившейся лачуге, скрытой густыми зарослями колючего шиповника, за которыми мы и спрятались, боясь быть пойманными этим чужаком.
Откуда-то, кажется, из сарая за домишком донеслось жалкое мычание коров. И вдруг произошло неожиданное. Из предрассветной мглы появился высокий и крупный человек с ружьем в руках. Это был охотник Ярмола. Он задыхался от гнева, и без того хриплый его голос срывался от крика:
— Ах, ты, сукин сын, чужое крадешь? А ведь отец твой был честным человеком, совестливым. Отца предаешь? Суда божьего не боишься? Как людям в глаза смотреть будешь?
Преступник стоял, понурив голову, руки его тряслись, спина горбилась все больше и больше, казалось, из глаз его лились злые слезы. Из хлипкой хатенки вышла сморщенная, тощая, болезненно-желтая старуха.
— Гришутка, что тут происходит? – проскрипела она. В глазах ее читался ужас и страх за родное дитя.
— Ярмолушка, пощади, не губи ты сына моего непутевого ради отца его, товарища твоего боевого, не позорь перед честным народом, — с мольбой, рыдая, причитала она. – Ведь не из корысти, а из жалости ко мне согрешил он. Болезнь проклятая одолела меня, доктора говорят, деньги нужны на лечение, а где взять их?
— Эх, Николаевна… Повиниться надо вам перед людьми, которых сын твой обидел. Как все исправлять будете?
В голосе его уже не слышалось негодования, напротив, появились жалостливые нотки, сострадательные…
Спустя какое-то время, я узнала, что Ярмола, нелюдимый охотник, был другом покойному отцу Гриши, сослуживцем. В одном полку воевали, горячие точки вместе прошли, посчастливилось им домой живыми-невредимыми вернуться, да вот век короткий оказался у отца Гриши. С тех пор мыкалась семья без крепкой руки. Сын по наклонной покатился. А ведь добрый был малый, да безвольный, слабоватый. Мать любил, ради нее на воровство пошел. Это изматывало его, иссушало душу, но на вырученные за ворованный скот деньги он покупал лекарства для больной матери, и ей хоть на время становилось легче. Но каких же душевных мук ему это стоило, какой внутренней борьбы, терзаний! Ведь знал Григорий и божьи заповеди, помнил советы и наставления отца, которыми пренебрег… Гриша мучился, чувствовал себя предателем.
И вновь мыслями я возвращаюсь в свое далекое детство, в те события, которые впервые, пожалуй, заставили меня понять, что жизненные краски имеют полутона и оттенки. Помню сцену, когда Ярмола яростно отчитывал Григория за воровство и в то же время предлагал несчастной матери и ее оступившемуся сыну свою помощь:
— Я людям скажу, что нашел пропавших животных в горах, что заблудились они. А ты мужское слово мне дай, что остепенишься, работать пойдешь да будешь на хлеб зарабатывать честным трудом. На первых порах помогу вам деньгами, чтобы не нуждались вы.
Помню заплаканных Николаевну и Гришутку ее, поникших от стыда, придавленных проснувшейся совестью…В тот день мы оказались невольными свидетелями чужой трагедии, когда столкнулись добро и зло, преступление и наказание. Тогда же, наверное, кончилось и наше беззаботное детство, потому что мы увидели изнанку жизни, заглянули за занавес…